Ефросинья бежала, и на ней менялись платья. Изящное платье в стиле модерн с золочеными завитками сменилось на белую холщовую тунику, театральные лохмотья, развеваясь, преобразились из черных с подпалинами тряпок в длинные розовые меха с цветочками. Шелка с принтами перекинулись в овечью шкуру, черная кожа с металлическими клепками сменилась ватником со свалявшимся пуховым платком. В форме стюардессы она вбежала в поезд «Париж-кухня», который превратился в лифт, едущий вбок. Удалось немного выдохнуть и присесть у окна, оказавшегося картиной. За рамой сменялись странные виды. Кошачьи государства с сидящими и бродящими вдумчивыми тварями. Темные полустанки голодных духов с зубами, загнутыми внутрь, позолоченные избы малознакомых губастых деревянных божеств. Гигантские каменные дворцы вокзалов, где стены смотрели глазами, а объявления выглядели каменными барельефами. Жидкие цветные миры, где всё стекало, булькало и колебалось, а существа обладали обтекаемой формой и передвигались, скользя.
– В аду есть свои коренные обитатели, а в раю все гости. Куда едем? – спросил таксист–машинист..
– Никуда. Остановка Рай.
Поезд встал посреди бара.
Это был рай, из которого нельзя выйти, не перепробовав все виды блаженства. Рядами стояли бутылки всех видов и форм, разного цвета и узора. В них были эликсиры блаженств.
Блаженство быть королём.
Блаженство быть рабом.
Блаженство бытия рыбы.
Блаженство поедания рыбы.
Блаженство быть избиваемым и униженным.
Блаженство умереть.
Но не уйти из рая…
В этом раю не хватало смыслов и контрастов. Но уйти из него можно было только в ад.
А там полагалось испробовать все виды страдания. Рядами стояли страшные бутылки со мучениями.
Страдание быть королем.
Мучение быть рабом.
Истязание заботой и восхищением.
Страдание от скуки и от избытка информации.
И только прошедший рай и ад понимал, что в бутылках было одно и то же: бесцветная вода и безвкусный воздух.
Для таких был написан плакат на выходе: «Иди с миром. Эта игра не для тебя. Создай другую».
(C) Ольга Арефьева. Из ненаписанного.
