Она проснулась, сразу, не открывая глаз, привычно потянулась к своему одиночеству и с некоторым трудом втиснулась в него. Оно ей было к лицу, но уже немного жало. Она подросла за годы, пока его носила. Стала выше, шире в плечах и бедрах.
Теперь одиночество сидело на ней уже немного нелепо – тесно и коротковато. Пора было менять его на что-то новое. Но какой-то своей частью она не хотела расставаться со старым, обжитым и привычным костюмом.
Новое - это пойти туда, не знаю куда, и бросить истертое, наскучившее, но уютное старое, которое служило много лет. Оно тоже когда-то было новым. Новенькое одиночество было красивым и дорогим, и заплатила она за него много. Приобретение просторно болталось на ней, стелилось красивыми складками, иногда даже волочилось по земле.
Сейчас ее одиночество выглядело поношенным и куцым. Хозяйка стала другого размера, да и время ушло вперед. Сменились моды, ткани и проблемы. А она всё его носила.
Ефросинья подумала, решилась и сняла одиночество с себя. Впервые за многие годы она встала перед зеркалом с открытыми глазами. Без формы, поддержанной его крепкой тканью, она оказалась совершенно другой. Более естественной и свободной. Не такой подтянутой и сжатой. Не такой жесткой.
Не давней девочкой, раненой нелюбовью, которой еще так долго была велика ее жизнь.
Не той сильной женщиной, которой не хотелось больше быть уязвимой, и которая выбрала быть чуть более сильной и независимой, чем это прилично в обществе.
Не той заигравшейся в собственные игрушки созидательницей внутренних миров, в которых всё было не так, как снаружи, но все равно правила мира обязательно вплетали драму и боль в ткань любого сюжета сказки.
Она посмотрела на то, как на теле расправляются вмятины от одиночества. От чужих правил. От тесного мира, который давно был ей мал. От привычки подвигаться и поджиматься, чтобы дать пройти несвоим интересам и воле и не дать им задеть и ударить себя. От вынужденности так долго играть свой огромный театр на маленьком пятачке.
Она сняла это всё и замерла в растерянности.
Немного подсобрав рассыпавшееся самоощущение, наконец, поймала внутри равновесие и уставилась в отражающее стекло.
Там что-то было не так, но что?
У нее оказалось не человечье тело.
Но она пока не могла понять, какое.
Глаза, через которые она пыталась смотреть, менялись каждую секунду. Фасетки, вертикальные щели, гипсовые белки статуй ангелов, глубокие спиральные колодцы ночных духов, острые точки сжавшихся от слепящего снега зрачков северных шаманов, блюдца наивных детских синих радужек. Навести на резкость никак не удавалось - открывшаяся картинка была слишком одновременной. Надо было сначала чуть привыкнуть быть всем сразу, чтобы сориентироваться в окружающей многомерности.

(C) Ольга Арефьева. Из ненаписанного.

А я жду вас на своих концертах.



Слушайте новый детский альбом "Как я стал клоуном"!